ГЛАВА 4
ВЫХОД В «СВЕТ».
Весной 1946 года советских тяжелоатлетов
пригласили во Францию для приема в Международную федерацию тяжелой
атлетики и участия в чемпионате мира. В Париж поехала делегация в
составе С. Амбарцумяна, Г. Новака, Г. Попова, А. Божко, В. Светилки,
М. Жгенти, А. Бухарова и автора этих строк.
Это был наш первый послевоенный «выход в
свет». Все очень нервничали, так как не знали, почему долго
задерживалась выдача виз.
Наконец, мы в самолете, и через двенадцать
часов под нами аэродром Бурже. Здравствуй, Париж! Мы не виделись с
тобой девять лет. За это время над миром пронеслась черная буря, много
горя испытал и ты, но выстоял и вновь, жизнеутверждающий, сияешь своей
извечной красотой.
В гостинице «Англо-Америкен» нас ожидал мосье Жан Дам — президент
Французской национальной федерации тяжелой атлетики. Энергичный,
суетливый, необыкновенно остроумный, он всегда был готов ответить на
все вопросы. «Лучше попасть под пистолет американского гангстера, чем
на язык Жану Даму», — шутили его соотечественники.
— Снять щетину и немедленно к мэру города:
там ждут вас, — командовал он. — Торопитесь же — вы лишаете
возможности всех, кто там собрался, выпить шампанского в честь вашего
приезда.
Мы появились в зале и не без удовольствия
отметили, что советская делегация сразу же оказалась в центре
внимания. Нас радостно приветствовал мэр:
— Мы заждались! Вы действуете в духе вашей
победоносной армии: советский десант неожиданно высадился, когда его
уже почти не ждали.
Вероятно, эти слова на французском языке были более остроумны, потому
что раздался хохот и аплодисменты.
Кто-то из присутствующих здесь журналистов
подхватил эту шутку, и наутро «Фигаро» вышла с заголовком на первой
странице «Десант русских высадился в Париже».
Зал приема сверкал золотом и хрусталем.
Здесь, по рассказам, часто веселился Наполеон. За столом, который
молчаливо обслуживали официанты в черных фраках с лицами и манерами
настоящих аристократов, мы старались присмотреться к своим завтрашним
соперникам. Египетские факиры штанги самые шумные. Они ведут себя
совсем запросто, но не особенно расположены к дружеским разговорам. В
их поведении привычная уверенность в своей популярности. Вот Туни —
«Идол помоста», «человек-легенда». Пиджак его полон мышц — других слов
не подберешь. Соотечественники говорили о нем: «Ни одному человеку на
земле не дал аллах такой силы, как Туни, и во все времена не будет
человека, равного ему». «Туни — первобытный человек, ибо только
вернувшись в глубь веков можно найти людей, одаренных такой силой», —
писали о нем французы. Он перед войной победил сильнейшего немецкого
атлета Исмайера.
А вот Ибрагим Чамс. Высокий, изможденный, с
бесстрастным лицом восточного мудреца.
Меня представляют Носсеиру — человеку с
белозубой улыбкой, моему заочному противнику. Я вспоминаю его давнее
фото — фото атлета с античными пропорциями тела.
— Толстею, лысею, старею. Что поделаешь,
служба: теперь я только чиновник, — говорит он.
Самые разговорчивые — американские атлеты.
Они тогда еще были мало популярны. Об их возможностях никто ничего не
знал. Мы, говоря откровенно, не отнеслись тогда к ним всерьез.
Соперниками № 1 были египтяне.
Тренер и меценат американского
тяжелоатлетического спорта Боб Гоффман стоял в окружении своих ребят.
Его проницательные глаза искали что-то, изучали, взвешивали.
Особенно непринужденно чувствовал себя
Феррари — парикмахер из Ниццы. Он тогда был звездой французской
тяжелой атлетики. Симпатичный, остроумный, он стоял в окружении своих
почитателей. Непомерно широкие плечи и клетчатый пиджак делали его
похожим на циркового клоуна. Французы видели в нем человека, который
должен возвратить их стране всемирную славу Шарля Ригуло.
Шарль Ригуло... Шарло... Он оставил о себе
память во многих видах спорта. Побеждал в мотогонках, был известен в
гимнастике, считался одним из лучших бегунов. Он был любимцем публики
на Больших Бульварах: в «Театре львов» играл с Бурвилем —
популярнейшим актером Франции. Его фамилия стояла в титрах многих
кинокартин. Ригуло даже сам снял несколько фильмов. Он выигрывал
немалые суммы на бильярде, садился за руль гоночной машины, в одном из
журналов работал редактором так называемого отдела «любовной хроники».
«Ваш организм так безупречно работает, что
это почти ненормально», — сказал Шарлю один известный врач.
Шарль, пожалуй, был больше похож на русского
былинного богатыря, чем на современного француза. Он всегда хотел быть
только первым, даже первым среди отцов: сделал свою дочь Дени
чемпионкой по фигурному катанию — она ведь Ригуло.
Умер Шарль Ригуло в августе 1962 года. Что-то
случилось в его жизни в последние годы. «Что касается Шарля, то сейчас
это просто спившийся старик», — незадолго до этого писал мне знакомый
французский журналист в ответ на мою просьбу что-нибудь рассказать об
этой яркой личности. Давно уже побиты рекорды Шарля, а во Франции и
сейчас называют его «сильнейшим в мире человеком» и говорят: «сильный,
как Ригуло».
Французы утверждают, что именно благодаря ему
тяжелая атлетика ныне стала такой популярной. В какой-то мере они,
вероятно, имеют основания для таких утверждений.
Из советских штангистов на этот раз
наибольшим вниманием пользовался Григорий Новак. Знатоки смотрели
вслед его приземистой фигуре и многозначительно переглядывались. Все
знали, что Григорий Новак задумал преподнести сюрприз. Но никто не
предполагал, что этот человек разрушит планы и намерения многих
спортсменов и тренеров.
В день открытия чемпионата рассматривался
вопрос о принятии нас в члены Международной федерации. Кое-кто из
влиятельных лидеров был против: советских спортсменов обвиняли в
профессионализме и в «красной пропаганде». Судьбу нашу решил один
голос, он принадлежал представителю Египта Носсеиру. 13 стран боролись
за право называться самой сильной.
Первое очко принес нашей команде Моисей
Касьяник. Он вошел в тройку призеров. Победителем тут неожиданно для
всех стал швед Арвид Андерсен. А мы совсем не принимали его в расчет.
Близко к заветной цели был Файяд, в прошлом —
яркая звезда египетской команды. Но с ним происходило что-то
непонятное. После каждого подхода в толчке его выносили со сцены.
Волнение или плохое самочувствие?
Четвертое место занял Ибрагим Чамс — муж
четырех жен и отец семи сыновей. Его результат также был
неожиданностью. До сих пор я видел его только на фотографиях, но знал
обо всех Ибрагимовых победах. Помнил, как в 1938 году он, имея
собственный вес 64 кг, толкнул 153,5 кг — тогда это казалось
нарушением всех законов поднятия тяжестей. Потом он блестяще победил
Энтони Терлаццо. Чамс обладал огромной энергией. Он хорошо владел
собой в самые сложные моменты психологического напряжения. Его тренер
Талат писал: «Он имеет способности, в которые трудно поверить». Если б
не война, Чамс поднялся бы до наивысших высот. На помосте он
расхаживал то туда, то сюда, как пантера, выжидающая удобный момент
для прыжка. Этот атлет мог довести себя до гипнотического состояния в
момент самых ответственных движений. Скорость его была необычайна.
Жаль, что в то время мы не смогли снять на кинопленку его выступление.
Словом, все карты были смешаны. На следующий
день должны были выступать атлеты всех остальных категорий. Зачем
такая поспешность?
Вот он, второй удар — американец Стэнли Станчик. Боб Гоффман начинает
подносить сюрпризы. 367,5 кг в легком весе!
Наш Владимир Светилко был вторым. Георгий
Попов третьим. Как всегда, Георгий прекрасно владел собой. И только
друзья понимают, чувствуют его настроение: поздно. Была война. А
сейчас природа берет свое — нет такой методики, такого тренера,
которые могли бы стереть возрастной рубеж. Слишком поздно открылся
перед ним путь к мировым чемпионатам. Это была лебединая песнь
Попова-спортсмена. И, как всегда в таких случаях, она прозвучала
тоскующе, потому что Георгий был все-таки в свое время некоронованным
королем в полулегком весе. Он и Николай Шатов.
Официально их феноменальные результаты нигде
не были зарегистрированы. А когда, наконец, появилась возможность
заявить о себе на мировых чемпионатах, подкралась спортивная старость.
Все ждали выступления Туни — спортсмена,
которого на родине встречали артиллерийским салютом. Он, как всегда,
был неуязвим и стал чемпионом в среднем весе с результатом 387,5 кг.
А в это время к выходу Новака на штанге
готовили 125 кг — на 2 кг больше мирового рекорда Туни.
12 часов ночи. Уставшие зрители, многие из
которых остались так поздно из-за этого выступления, замерли.
Как всегда, Новак энергично подходит к
штанге. Я смотрел на него и (в какой раз!) удивлялся его физическим
данным.
Новак выжал 125 кг и сразу же, будто боясь
потерять спортивный азарт, попросил прибавить 15 кг. Зал ахнул. Только
что установлен выдающийся рекорд, и вот, спустя несколько минут, сам
же рекордсмен просит такой фантастический, неимоверный вес. Григорий
легко выжал 140 кг. Потрясенные зрители какое-то мгновение молчали.
Судья Носсеир в оцепенении даже забыл дать отмашку. Несколько секунд
стоял Григорий с огромным весом на руках. Потом, наконец, что-то
крикнул Носсеиру. Тот побежал к Новаку прямо на помост.
Новак завершил соревнования с суммой 425 кг.
Так в советской тяжелой атлетике родился первый официальный чемпион
мира.
Когда француза Феррари спросили, намерен ли
он в дальнейшем соревноваться с Новаком, тот ответил: «Лучше буду
брить бороды».
Было 3 часа ночи, когда на помост вызвали
тяжеловесов. Я совершенно не ориентировался в своих возможностях. Ни
минуты отдыха, накаленная обстановка соревнований. Правда, нервничали
все. Но американец Джон Дэвис спал до самых последних минут перед
выходом на помост. Гоффман никого к нему не подпускал.
Джон стал чемпионом в 18 лет еще в 1938 году,
показав в полутяжелом весе 403 кг. Тогда его окрестили «Черным
Аполлоном».
Осталось несколько минут. Американцы что-то
нюхали, чем-то растирались, что-то пили, надевали широкие пояса. Для
нас тогда все это было в диковинку, беспокоило и совершенно сбивало с
толку.
Дэвис в этот вечер был великолепен. Его
расслабленное, на первый взгляд ленивое тело могло мгновенно
становиться ловким, гибким и собранным. Он был даже изящным, этот
черный гигант, который, подняв в сумме 437,5 кг, стал победителем. Я
проиграл ему 15 кг.
Итак, американцы набрали 10 очков, хотя по
сумме поднятых килограммов мы были впереди.
Через несколько дней более 20 тысяч зрителей
пришли в «Пале де спорт» на зимний велодром. Здесь должен был
состояться вечер рекордов.
Холодно. Трудно разогреться. Сильными руками
трет мои колени Попов, с надеждой смотрит на меня Бухаров. Его «дети»
уже кое-что умеют. Вот только что Новак в жиме и Амбарцумян в рывке
вписали в таблицу рекордов мира свои цифры. Очередь за мной.
Я выхожу на 155 кг. Холодно пояснице и ногам.
Холодный гриф. Усилие. Нет, тяжело. Мышцы действуют несговорчиво —
никак не могу собраться, «войти в движение». Лучше уйти.
Дэвис толкает 150 и 160 кг очень тяжело.
Потом кутается в одеяло. Но 165 кг одолеть не может.
Из-за кулис за нами ревниво наблюдает молодой
чемпион Египта в тяжелом весе Гейсса. Именно его результат в толчке —
170,5 кг — внесен в официальную таблицу мировых рекордов.
Вызывают меня. Поднимаясь по трапу на
эстраду, я споткнулся и упал. В зале смешок. Пустяк, а у меня будто
что-то оборвалось внутри. Я уже поднялся на сцену, но все та же
необъяснимая скованность, холодящая тело, мешает мне. Вот сейчас все
те, кто не раз говорили о случайности моих рекордов, будут
удовлетворены.
Но какой-то вспышкой приходит другое,
желанное, выношенное чувство уверенности, благословенная
согласованность усилий спины, рук, всего тела, абсолютная
устойчивость. 165 кг зафиксированы! Потом на штангу добавляют
несколько тоненьких пластинок, 171 кг! Рекордный вес взят.
Итак, выход советской команды на
международную арену, несмотря на многие неблагоприятные
обстоятельства, был довольно успешным. Незнание сил противника,
непривычная организация соревнований, новая для нас сигнализация. А
главное — позади была война. Наши же сильные соперники только слышали
о ней.
Туни, с мнением которого очень считались все,
сказал о нас:
— Мы увидели команду, которую в будущем
невозможно будет победить.
До отъезда оставалось несколько дней.
Первые 60 часов нашего пребывания в Париже мы
слышали только лязг железа, видели только мускулы и зрителей. Теперь
все позади. Теперь после девятилетнего перерыва можно опять назначить
свидание с Парижем.
Это было время, когда Франция начала
восстановление своего хозяйства, разрушенного фашистами, и всюду в ее
экономику вторгалась загребущая рука американских монополий. С
Эйфелевой башни исчезла гигантская световая реклама автомобильных
заводов Ситроэна — французские машины все больше уступали место
джиппам, бьюикам, фордам.
Американизация страны, которая в те дни
приобрела угрожающие масштабы, вызвала протесты и активное
противодействие со стороны прогрессивной общественности. В одном
кинотеатре мы смотрели фильм «Американцы в Париже» — короткие
юмористические новеллы. Вот содержание одной из них.
В музей Жан-Жака Руссо входит богатый
американец. Старый служитель демонстрирует экспонаты. Среди них —
перо, которым якобы писал Руссо. Посетитель хочет купить его. Пачки
долларов хватит? После некоторого колебания служитель вручает покупку.
Счастливый обладатель реликвии уходит из музея, а служитель вынимает
из ящика коробку точь-в-точь таких же перьев и одно из них кладет на
стол. Товар для очередного американца готов.
В зале смех. Кажется, чуть-чуть потеряли
былую веселость парижские улицы и бульвары, скучают продавцы в
роскошных магазинах. Повысились цены на продукты, одежду, квартплату.
Даже билеты в метро стали дороже.
Никогда еще не были такими пестрыми и
цветистыми витрины книжных магазинов. Комиксы, дайджесты — тоже
знамение времени.
В соборе, который входит в архитектурный
ансамбль военного музея — Дома инвалидов, — стоит саркофаг с телом
Наполеона. Здесь в склепе, на глубине шести метров, возле мраморных
фигур, символизирующих его победоносные битвы, толпятся посетители.
Среди французской буржуазной интеллигенции вновь возродился культ
Наполеона. Ищут утешения в прошлом. Не каждый спектакль сейчас дает
сборы, но старые пьесы Ростана идут с неизменным успехом.
Неприязнь к американцам проявлялась даже в
отношении к американским тяжелоатлетам, хотя они оказались очень
славными ребятами. Во время соревнований Стэнли Станчик случайно
расстегнул шлейку трико. Правилами это запрещено. В зале немедленно
раздались возмущенные возгласы: «Эй, застегни трико! Думаешь, если ты
американец, то тебе все можно?»
В те годы Эйзенхауэр бросил лозунг:
«Спортивные клубы везде! Спорт должен помочь нам выиграть мировую
гегемонию».
На обложке одного из американских журналов я
видел откровенный военно-спортивный плакат: полуголый человек с
геркулесовскими мускулами указывает рукой на слово «Корея». На заднем
плане — фигуры американских солдат, волокущих какие-то ящики. А внизу
многозначительный текст: «Только двое из десяти физически пригодны!»
То есть увлекайся спортом, молодой американец, чтобы стать полноценным
солдатом. Ведь только двое из десяти пригодны к военной службе!
Париж провожал нас как друзей. «Русские —
сама корректность, — писала парижская газета «Спорт», — они не только
отличные борцы, но и зарекомендовали себя как истинные джентльмены в
области спортивных нравов и спортивного поведения. Они завоевали себе
признание всего Парижа».
В июле 1947 года советские штангисты
выступили на первенстве Европы в Финляндии. Кроме хозяев в нем приняли
участие представители Голландии, Дании, Франции, Швеции, Чехословакии
и СССР. Для выступлений вне конкурса прибыли пражские силачи. По
условиям соревнований можно было выставлять по два участника в каждой
из шести весовых категорий. Но этим воспользовались только мы —
привезли 12 спортсменов. И все они возвратились на Родину с наградами
— случай неслыханный в истории тяжелоатлетического спорта! «Энергию
русских можно сравнить разве что с атомной энергией», — писала одна из
финских газет.
Действительно, наши ребята выступали с
большим подъемом и уверенностью в своих силах. А в легком весе
произошел довольно-таки редкий случай. Оба наши участника — Механик и
Попов — набрали одинаковую сумму — 330 кг. И собственный вес они имели
одинаковый. Все решило повторное взвешивание. Счастье улыбнулось
Механику — он весил меньше на 50 граммов. Ему и была присуждена
победа.
Борьбу начали атлеты наилегчайшего веса. Это
был первый чемпионат, на котором эта весовая категория получила права
гражданства. Уже после жима все поняли, что здесь никому не под силу
вмешаться в борьбу представителей советской команды Аздарова и
Донского. Они начинали свои подходы тогда, когда остальные участники
уже заканчивали борьбу. Первым чемпионом Европы стал ереванец И.
Аздаров с суммой 292,5 кг.
Чемпионами стали Николай Шатов (средний вес),
Григорий Новак (полутяжелый). Новак был верен себе: выжав 139 кг, он
уже в который раз увеличил потолок мирового рекорда. Упражнение он
выполнил непринужденно и красиво. «Новак поднимал штангу, как
обыкновенный карандаш», — писали местные газеты. В сумме троеборья у
него — 409 кг.
Хотелось установить рекорд и мне. В толчке я
заказал 174 кг, но зафиксировать этот вес не сумел. Пришлось утешиться
тем, что с суммой 432,5 кг я опередил ближайших конкурентов на 55
килограммов.
Только в одной весовой категории — полулегкой
— золотая награда не досталась советскому атлету: швед Арвид Андерсен
оттеснил Евгения Лопатина на второе место.
Швед не знал, что во время войны лейтенанту
Лопатину пулеметная очередь пробила ладонь левой руки. Осмотрев
прострелянную кисть, врач вынес суровый приговор: потеря подвижности,
к спорту возврата нет. Пальцы на руке почти не разгибались.
Два года боролся Лопатин, чтобы сохранить
руку. Врачи с горькой усмешкой смотрели на упражнения молодого
офицера. А Евгений неустанно тренировал скрюченные, почти неподвижные
пальцы, пока они не начали поднимать двухкилограммовые гири. Это была
первая победа. Потому теперь второе место в чемпионате Европы нельзя
было назвать иначе как триумфом воли. Но всего этого не расскажешь
финским зрителям.
В этот визит в Финляндию нам удалось побывать
в Тампере. Интересно было, сохранился ли дом, где проходила
Таммерфорсская конференция РСДРП. Оказалось, сохранился. На нем
мемориальная доска с профилем Владимира Ильича Ленина. Вообще к Ленину
в Финляндии особенно уважительное отношение, ибо именно ему страна
обязана своей независимостью. «Этого мы никогда не забудем», — сказал
нам искренне и взволнованно один из рабочих, когда мы посетили
железнодорожные мастерские.
Мне очень хорошо запомнилось еще 18 июня 1947
года — День физкультурника. Я уже привык к публичным выступлениям. Но
на этот раз снова очень волновался. Жаркий полдень. Притихший стадион.
Я устанавливаю новый мировой рекорд в толчке
— 174 кг.
Советское правительство устроило прием в
честь спортсменов в Георгиевском зале Кремля. Десятки люстр, мириады
огней придают особую торжественность величественному помещению. Я от
имени армии физкультурников и спортсменов должен ответить на
приветствие. Мне 32 года, а я волнуюсь как мальчишка возле классной
доски.
Самолет описал круг, и перед нами неожиданно
открылась окутанная легким туманом панорама большого города,
перерезанного лентой Дуная. На самом берегу реки крутая гора.
— Геллерт, — поясняет кто-то из экипажа. — А
на вершине монумент Свободы — памятник советским воинам, погибшим при
освобождении Будапешта.
Наша команда посетила Будапешт в 1950 году —
нас пригласили на месячник дружбы Венгрии и СССР. Мы прилетели вместе
с деятелями культуры, науки и искусства. На аэродроме, во время
торжественной встречи нашего солидного тяжеловеса Алексея Медведева
приняли за какого-то профессора или одного из руководителей делегации.
Ему вручили цветы, к нему обращались с приветствиями. Медведев лукаво
посматривал на нас и был очень доволен этим недоразумением.
Поездка по Венгрии оставила у меня очень
много впечатлений. Вообще, у нас, спортсменов, людей с очень четким
разделением дня между делами спортивными и, так сказать, туристскими и
воспоминания имеют какой-то дефференцированный характер: отдельно — о
городах, музеях, картинных галереях, встречах за пределами помоста. А
на этот раз все смешалось. Противники наши были не очень сильными,
особых оснований для беспокойства не было. И в моей памяти все
отложилось на одной полочке — «прием у председателя парламента Драгоша
Лайоша — бывшего слесаря завода Чепель, и первое товарищеское, скорее
тренировочное, выступление на сцене «Красного Чепеля», и посещение
текстильного комбината в городе Сегеде, и встречи — спортивные и
просто дружеские — с людьми очень сердечными и благожелательно
настроенными.
Мы легко выиграли все поединки с венгерскими
атлетами. Из советских штангистов блестяще выступил легковес из
Тбилиси Владимир Светилко. Он поднял в сумме троеборья 352,5 кг и на
47,5 кг обошел бывшего мирового рекордсмена в жиме Амбрози.
Значительно улучшил свой личный результат и Аркадий Воробьев
(полутяжелый вес) — он набрал в сумме 400 кг.
Мы познакомились со спортивной жизнью
Венгрии, посмотрели соревнования ватерполистов. Хеди Дьюла,
председатель Комитета по делам физкультуры и спорта Венгрии,
позаботился, конечно, чтобы мы побывали на боксерской тренировке с
участием Ласло Паппа.
Лани, как ласково называют Паппа венгры, —
всеобщий любимец. За год до этого он стал чемпионом Лондонской
олимпиады, а накануне — победителем европейского чемпионата в Милане.
Пройдут годы, и Ласло Папп установит
своеобразный боксерский рекорд — станет трехкратным олимпийским
чемпионом. Потом правительство Венгерской Народной Республики разрешит
немолодому уже чемпиону испытать свои силы на профессиональном ринге,
и он станет первым среди европейских профессионалов. Но останется тем
же Лаци — простым, сердечным, каким мы его видели в тот раз. Папп для
венгерской молодежи, как у нас Альгирдас Шоцикас, является воплощением
лучших качеств большого спортсмена — скромности, отзывчивости,
мужества и воли.
Припоминаю еще волнующее прощание перед
возвращением нашей команды на Родину, слезы на лицах наших новых
друзей. И предостережение народного артиста СССР Бориса Чиркова:
«Поищите орешек потверже — хотя бы американцев или египтян».
Да, нас ожидали чрезвычайно серьезные
испытания — чемпионат мира в Париже.
