Леонид Жаботинский

 

СТАЛЬ И СЕРДЦЕ

На большой помост

Сдвинуты вместе и накрыты белой скатертью два стола, расставлены одолженные в соседних комнатах стулья. А на столах — полный студенческий набор: обложенная кружочками лука селедка, несколько банок бычков в томате, докторская колбаса и тут же две бутылки шипучки и полдюжины пива.

И уже все общежитие знает, что у нашего однокурсника день рождения. Даже старенькая тетя Паша, склонившись в своем уголке над бесконечным вязанием, невольно покачивает головой в такт веселой песне, что летит из-за дверей: 

С первой же минуты

Бог создал институты,

И Адам студентом первым был.

Он ничего не делал,

Ухаживал за Евой,

И бог их общежития лишил.

Вот сегодня и я ухаживаю за Евой, с которой меня только что познакомили на этом торжестве, подкладываю ей на выщербленную тарелку бычков, подливаю шипучку в пластмассовую стопку (в будничные дни она служит моему приятелю для бритья).

— Вы, кажется, спортсмен? — спрашивает Ева, поднимая на меня голубые кукольные глаза. — А чем именно вы занимаетесь, Леонид?

— Тяжелой атлетикой.

Гримаска разочарования пробегает по хорошенькому личику моей собеседницы:

— Ох, это, значит, борьба или когда поднимают... эту самую... как ее... штангу? Неинтересно!

— А почему вы так считаете?

— Ну что ж тут интересного? Я понимаю — теннис, гимнастика, фигурное катание... Красиво, эстетично... А в тяжелой атлетике что? Одна лишь грубая сила! Кто кого положит, кто больше поднимет, кто кто кому лучше физиономию набьет — я бокс имею в виду. Извините меня, это я, конечно, не про вас, но невольно вспомнилось, как говорят: сила есть — ума не надо!..

Вот оно как! Знакомый мотив! Ну, ладно, очаровательная Ева!

— А скажите, Евочка, — спрашиваю я вдруг, — вы любите Куприна?

Выщипанные брови девушки удивленно подпрыгивают вверх:

— Чего это так внезапно? А впрочем, кто не любит Куприна? Чудесный писатель!

— Не дурак?

— Ну что это вы такое говорите в самом деле?

— Так вот, Ева, Александр Иванович Куприн очень охотно занимался и подниманием тяжестей, и борьбой да еще был близким другом известного борца и силача Ивана Заикина, о котором, быть может, и вы слыхали.

Девушка дергает плечиком, хочет что-то возразить, но я прерываю ее:

— Извините. А поэт Илья Сельвинский, стихи которого только что читал Виктор и которым вы так аплодировали, сам был смолоду цирковым атлетом и до конца жизни живо интересовался всеми видами тяжелоатлетического спорта. Я уж не говорю о боксе, которым горячо увлекались Джек Лондон и Эрнест Хемингуэй... Довольно примеров или желаете еще?

Да чего ее в самом деле убеждать! К чему говорить ей о своеобразной красоте силового спорта, об атлетах древности, вдохновлявших Мирона, Фидия, Праксителя?

— Конечно, об этом много написано, — вмешиваются в разговор другие гости. — Да и среди самих спортсменов есть способные литераторы.

Сколько б я мог рассказать об этом! Хотя бы, к примеру, о глубоком уме и блестящем остроумии Якова Григорьевича Куценко, о его полных тонких наблюдений и мягкого юмора очерках, публицистических статьях и дорожных заметках. Это что, милая Ева, тоже «сила есть — ума не надо»? Или о Юрии Власове, рассказы которого, быть может, и вы, девушка, читали?

Да, теперь я уже лично знаком с Юрием Власовым. Произошло это знакомство в подмосковном поселке Тарасовке, где готовилась сборная команда страны к традиционным международным соревнованиям на Кубок Москвы.

Впервые попал я в такую компанию, впервые тренировался бок о бок с мастерами такого класса. Уже не трижды в неделю, как в Харькове, а ежедневно приходил я в тренировочный зал и видел, как сосредоточенно и неутомимо делает подход за подходом сильнейший полутяжеловес мира Аркадий Воробьев — нынешний старший тренер сборной СССР, как сильно и технично «таскает железо» могучий сибиряк Рудольф Плюкфельдер, любовался силой и точностью движений Трофима Ломакина, Владимира Стогова, Евгения Минаева, Владимира Каплунова, уже знакомых мне Алексея Медведева и Евгения Новикова.

Однажды товарищи сказали мне:

— Гляди, вон Юрий Власов.

Я увидел у штанги высокого человека в очках, сквозь которые светились умом добрые глаза. От всей могучей, но еще не лишенной юношеской стройности фигуры Власова веяло силой и энергией. Так вот он какой, сильнейший тяжеловес страны, чья звезда уже затмила звезды Медведева и Новикова! Когда через несколько лет стало известно, что кинорежиссер Сергей Бондарчук пробует Власова на роль Пьера Безухова в фильме «Война и мир», я не мог не удивиться тонкому видению художника: именно таким большим, добрым и немного неуклюжим, пожалуй, каждый из нас представляет героя бессмертной толстовской эпопеи.

Юрий Власов был вторым в нашей стране, кто шагнул за рубеж 500 килограммов, куда указал путь атлетам всего мира американский феномен Пауль Андерсен. Мне не привелось увидеть на помосте этого легендарного тяжеловеса — он приезжал на розыгрыш Кубка Москвы за год до моего выступления в этом состязании. Но товарищи много рассказывали мне о «дикси-деррике» — живом «кране с Юга», как называли его соотечественники, о богатырской силе и не менее удивительном аппетите этого парня из Теннесси. На любительском помосте Андерсен довел свою сумму троеборья до 533,5 килограмма (в то время Алексей Медведев поднял на первенстве мира в Тегеране 507,5 кг). Этого выдающегося для того времени результата Пауль достигал главным образом благодаря блестящему жиму. Темповые движения шли у него много хуже. Огромная толщина Андерсена (он весил при среднем росте более 160 кг) мешала ему не только вырывать и выталкивать штангу, но и просто ходить.

Руководители американской тяжелой атлетики очень гордились Андерсеном. Меценат и менеджер сборной команды штангистов США Боб Гофман самоуверенно заявлял представителям прессы:

— На этом парне, пожалуй, и закончится тяжелая атлетика. Даже я вряд ли смогу найти ему достойного соперника...

Но недаром говорят: нет пророка в своем отечестве. А в мировом спорте тем более.

Андерсен недолго защищал спортивную честь Соединенных Штатов на мировых помостах. «Дикси-деррик» решил как можно скорее воспользоваться своей феноменальной силой и огромной популярностью, чтобы «делать деньги». Он начал выступать в варьете, где на потеху публике поднимал с полдюжины полураздетых танцовщиц. Иногда его силовые номера приобретали еще более сенсационный, типично американский характер. На сцену варьете ставили два соединенных стальным стержнем сейфа, полных металлических долларов. Конферансье открывал их, демонстрировал публике деньги и объявлял, что сейчас Андерсен выжмет сейфы и если кто-нибудь сможет повторить это — получит их содержимое.

— Деньги там оставались целехоньки, как в Форте Нокс (крепость, где хранится золотой запас США. — Л. Ж.), — говорил мне впоследствии преемник Андерсена симпатичный негр Джимми Бретфорд, выступавший на розыгрыше Кубка Москвы 1959 года.

Погоня за деньгами, в конце концов, привела Пауля Андерсена в ряды кетчистов. В уродливых схватках этой борьбы, полное название которой в переводе с английского означает, как известно, «хватай, как можешь», и закатилась звезда «малютки из Теннесси».

Я начал выходить на большой помост в то время, когда советские спортсмены начали все смелее штурмовать американские позиции в тяжелом весе. И никто из любителей «железной игры» никогда не забудет, что первым из наших соотечественников превзошел достижения заокеанских «суперменов» именно Юрий Власов — военный инженер по специальности, спортсмен и литератор по призванию. Это имя останется в истории тяжелой атлетики на все времена...

Ну вот уже и ломится вся Москва в не очень-то вместительный зал спортивного общества «Крылья Советов», где лучшие атлеты мира оспаривают Кубок нашей столицы. Кого только нет здесь! Я смотрю во все глаза и едва сдерживаю восхищение, когда меня знакомят с прославленными корифеями мировой тяжелой атлетики. Вот жмет мне руку Томми Коно. Сам Томми Коно — «железный гаваец», «гавайский демон», «загадка века» — каких только прозвищ не давали многократному мировому и олимпийскому чемпиону, который сейчас вежливо и впрямь немного загадочно улыбается, здороваясь со мной! Удивляет прекрасно развитая, похожая на античную статую фигура Коно. Недаром же он отдал так много времени занятиям культуризмом и не раз побеждал на конкурсах красоты и силы.

Кстати сказать, на московских соревнованиях Коно потерпел поражение, едва ли не первое за всю свою карьеру и, пожалуй, самое досадное, потому что в одном из движений получил нулевую оценку. Итак, очевидно, и «демоны» не застрахованы от «баранок»!

Знакомлюсь с американцами Норбертом Шеманским и Исааком Бергером, с итальянцем Маннирони, англичанином-негром Луисом Мартином, польскими рекордсменами мира Марианом Зелинским и Иренеушем Палинским, с болгарином Иваном Веселиновым. Этот сильный и общительный человек вскоре становится моим добрым другом. Именно Иван Веселинов одним из первых поздравил меня, когда я через восемь лет в его родной Софии установил новый мировой рекорд — 590 килограммов в сумме троеборья.

Но это еще где-то далеко за горами. А пока что я рад-радешенек, что смог показать в Москве лучшую свою сумму — 455 килограммов, хотя это и не принесло мне на этих соревнованиях особенной славы. Выиграл Кубок Юрий Власов с результатом 505 килограммов. Второе место занял Алексей Медведев.

Разрушил в этот день Алексей Сидорович одну мою мечту. В последнее время мои результаты довольно быстро прогрессировали и выросли уже настолько, что я начал серьезно подумывать о больших рекордах. Особенно близким казался мне медведевский рекорд СССР в рывке, составлявший 147,5 килограмма. Я на тренировках уже брал этот вес, на соревнованиях не раз показывал 145 и решил в Москве сделать не меньше 148. Ведь рывок оставался моим коронным движением, и результаты в нем были особенно стабильны.

Что задумал, то и сделал. Но Алексей Сидорович неожиданно снова «убежал» от меня. Да еще как! Он поднял в рывке 150,5 килограмма, превысив мировой рекорд ветерана американской тяжелой атлетики Норберта Шеманского. Еще одно высшее достижение было отвоевано для нашей Родины.

Эти состязания остались памятными для меня благодаря еще одному приятному знакомству. Перед выходом на помост, осматривая из-за кулис зал соревнований, я увидел за столом главной судейской коллегии человека в генеральской форме и со звездой Героя Советского Союза на кителе.

— Кто это такой?

— Генерал-полковник авиации Громов, — сказали мне товарищи. — Председатель нашей всесоюзной федерации.

Громов... Легендой было овеяно это имя для молодежи довоенного времени. За год до того, как я родился, он вместе с двумя другими летчиками — Юмашевым и Данилиным — совершил героический беспосадочный перелет по маршруту Москва — Соединенные Штаты Америки. Донеслась и до наших дней эта громкая слава...

После соревнования меня позвали к Громову.

— Рад познакомиться, — приветливо молвил Михаил Михайлович, кладя мне руки на плечи. — Выглядите неплохо, мой друг. И работаете на помосте по-настоящему. Если и в дальнейшем не будете жалеть силы, сможете многого добиться. Вы уж мне поверьте — у меня глаз наметанный!

Еще бы! Ведь я знаю, что Михаил Михайлович Громов еще в 1923 году был первым чемпионом Советского Союза по тяжелой атлетике. Об этом рассказывал нам, молодым штангистам, учитель и первый тренер Громова, один из старейших советских тяжелоатлетов Константин Валентинович Павленко, недавно умерший в городе Каменец-Подольске в 75-летнем возрасте.

С того времени, встречаясь со мной на различных соревнованиях, Михаил Михайлович непременно завязывает дружеский разговор. А при встрече после моего возвращения с Токийской олимпиады Громов крепко пожал мне руку и добавил только:

— А что я вам тогда говорил!..

...И снова Киев, знакомые улицы и площади, цветущие склоны Зеленого театра над днепровской синей ширью. Как легко дышится здесь! А над эстрадой, надуваясь парусом от дыхания свежего речного ветра, пламенеет транспарант: «Привет участникам Второй Спартакиады Украины!»

Вновь защищает тут спортивную честь Харьковщины наша дружная команда. И снова в тяжелом весе я борюсь с прошлогодними и позапрошлогодними соперниками — Цезарем Весловуцким и Николаем Пузьшиным. После жима и рывка опережаю киевлянина и имею одинаковую сумму с одесситом. Теперь все решит толчок. «Кто силен в толчке, тот и вообще силен» — говорит тяжелоатлетическая мудрость. Долгое время толчок у меня хромал и даже серьезно подводил, как это было, в частности, во Львове. Однако перед Спартакиадой Михаил Петрович и я отвели этому движению особенно много времени, и дело заметно улучшилось.

Второй подход. На штанге 167,5 килограмма. Весловуцкий не берет этот вес. Мы с Пузыниным фиксируем его, но после выполнения упражнения я неосторожно выпускаю штангу из рук, и она с оглушительным грохотом падает на помост. Судья делает мне предупреждение за бросание снаряда.

Итак, перед третьим подходом я и Николай имеем одинаковый результат, но у Пузыиина есть преимущество — он легче меня. Весловуцкий отстает на 5 килограммов и практически уже выбыл из числа претендентов на чемпионское звание.

На штанге 170 килограммов. Пузынин не берет вес. А мне надо взять, непременно надо, иначе я проиграю! Штанга на груди. Вот я, поднимаясь, уже выталкиваю ее на прямые руки. Команда судьи-фиксатора: опустить! А я, я не опускаю, а, полон радости, бросаю штангу с высоты своего роста. И со страхом вижу, как, поднимаясь с места, сердито качает головой главный судья соревнований Яков Самойлович Шепелянский, как советуется он с другими судьями и объявляет решение — не решение — приговор:

— За повторное бросание штанги вес участнику не засчитывается.

Вот и все! Можешь жаловаться, кричать, апеллировать хоть к самому господу-богу! Не поможет! Ты сам виноват, твоя несдержанность... Поделом же тебе, дурень, учись в дальнейшем владеть собою!..

Вот так вместе со штангой выскользнула из моих рук победа. Чемпионом Спартакиады объявляют Николая Пузынина, а я с такой же суммой, 455 килограммов, занимаю второе место. Досадно, ужасно досадно! Но ведь недаром говорят, что за битого двух небитых дают. Наперед буду умнее и осторожнее.

И тут же радость. Узнаю,   что,   несмотря   на   мой проигрыш, именно меня утверждают участником сборной команды республики для выступления на финальных соревнованиях II Спартакиады народов СССР в Москве. Значит, надеются на меня, доверяют...

У замечательного украинского поэта Максима Рыльского есть такие строки:

Кто сеет хлеб, кирпич кладет,

Кто славен песней громкой —

Желанным предком будет тот

Для своего потомка!

Велико и драгоценно оно, чувство твоего причастия к трудам твоего народа, полезности ему, ответственности перед ним. В том-то и состоит наибольшее счастье советских спортсменов, что всегда живет в них это чувство, что любовь народа окрыляет их на добрые дела. И по мере того, как растет мастерство спортсмена, расширяются границы того коллектива, перед которым он должен держать ответ за свои выступления. Сегодня это — завод, колхоз, институт, завтра — область, республика, вся Родина!

Нам доверяет теперь свой спортивный стяг Украина. В последние недели перед Спартакиадой тренируемся в Одессе. Работаем по оптимальному режиму — четыре раза в неделю. Чаще — нецелесообразно: истраченная энергия не успевает восстанавливаться. По субботам занимаемся общей физической подготовкой— плаваем, играем в баскетбол, бегаем, прыгаем. У японцев это называется отвлекающей тренировкой.

Осматриваем чарующую Одессу, посещаем оперный театр — одно из лучших театральных зданий в мире. Здесь как-то особенно, всеми нервами ощущаешь красоту пения. Быть может, именно с этого времени берет начало еще одна моя страсть — собирание голосов лучших певцов мира. Теперь я уже имею порядочную коллекцию грампластинок и магнитофонных записей. Тут и арии, и старинные романсы, и современные песни; и певцы разных эпох — от Шаляпина и Карузо до Георга Отса и Муслима Магомаева. Люблю и сам попеть, хоть на людях решаюсь на это редко.

Мой дебют на большом всесоюзном помосте нельзя было считать особенно удачным. Пятое место, занятое мною на Спартакиаде, давало команде лишь два очка. Но уступил я первенство действительно сильнейшим в стране. Впереди меня были Юрий Власов, Алексей Медведев, Сергей Ромасенко и Евгений Новиков — опытные бойцы, большие мастера «железной игры». В такой компании не стыдно быть и пятым...

Отшумела Спартакиада. И я уже спешил в Харьков. Надо было готовиться к началу занятий в институте и сдавать «хвосты», которые поневоле «выросли» у меня в течение этого памятного и крайне напряженного года.

 

 Предыдущая страница        В начало         Следующая страница