Библиотека

НовостиО себеТренингЛитератураМедицинаЗал СлавыЮморСсылки

Пишите письма

 

 

 

Яков Куценко

 
"В жизни и спорте".

ГЛАВА 1   Окончание.
 

 

Был он неплохим художником — это еще больше связывало нас. Я помню его последнюю работу «На могиле партизана». Эту картину он писал особенно долго и старательно.

Перед одним из моих выездов за границу мы встретились. Он был страшен, но курил так же, как и раньше... «Может, лекарство привезешь заграничное?» Я привез ему какие-то флаконы. Но было уже поздно. В ту ночь он попросил открыть окна. Под утро лишь прошептал:

— Деревья под окном шелестят так же, как в Брянских лесах...

Выбор мой был сделан окончательно и навсегда — штанга! Меня привлекало в этом виде спорта совершенно точное и конкретное мерило возможностей человека. Никакого обмана, никакого отвлечения! Это самая точная возможность определить победителя: кто больше поднял, тот и чемпион.

Несмотря на трудности, тренировки давали мне огромное удовлетворение. Цифры фиксировали рост результатов. Цифры! Это было внушительно и наглядно, как на световом табло. И, наконец, эстетическая сторона: красивый, сильный человек спорит с земным тяготением, побеждает железо, поднимает сотни килограммов. Это нужно было прочувствовать хотя бы один раз, чтобы уже всегда к этому стремиться.

В Киев приехали Георгий Попов и Аркадий Касперович. Короли помоста! У Попова тогда уже был мировой рекорд в рывке двумя руками. Шел 1934 год.

27 мая на традиционной встрече Москва — Ленинград Николай Шатов побил мировой рекорд австрийца Ашма-на, вырвав левой рукой 78,4 кг. Буквально через несколько дней Георгий Попов в рывке двумя руками достигает невиданного для того времени результата — 98,2 кг.

Сейчас эти цифры могут вызвать иронические улыбки. Не улыбайтесь! В те времена Попов был чудом. О людях незаурядных, которые неожиданно становятся популярными, иногда распространяются самые удивительные слухи. Про Попова говорили тогда, что он ведет полудикий образ жизни: спит в спортивных залах, ест сырое мясо. Он действительно производил впечатление аскетического человека, способного на подобные чудачества. Все изумлялись его выдержанности, неутомимости. Подстриженный «под бокс», с чубчиком, спадавшим на лоб, Попов казался злым и неприступным. Был он самым могучим среди нас, а весил всего лишь 60 кг. Он мог взвинтить себя до того экстаза, который ему нужен был для победы. Достигнув одного, он сразу же начинал подготовку к следующему рекорду. «Нужно много отдать, чтобы достаточно получить», — говорил он. Его нагрузки были страшны. Скептики поговаривали: «Он выдохнется наконец».

Но Попов не выдыхался. Он хотел даже догнать тяжеловесов, хотел обойти каждого, обойти всех. Он был горд и самолюбив, большой шутник и злой насмешник. Попов был некоронованным чемпионом мира. Своими рекордами он намного опередил время. Но советские спортсмены в довоенные годы не состояли в международной федерации и могли лишить зарубежных атлетов звания чемпиона только в заочной дуэли.

Я начал слепо копировать Попова, не понимая, что у каждого из нас должна была быть своя система тренировок. Низкий сед, которым прославился в рывке Попов, у меня не получался. Более того, эксперимент закончился травмой. Штанга упала за голову, прокатилась шероховатой насечкой по спине, и один из дисков пробил носок правого ботинка. Второй палец был раздроблен. Больница, перевязка и неприятные объяснения дома...

Вечером, опасливо поглядывая на спящего отца, ко мне подошла мать.

— Подумай хорошенько, сынок. Смотри, будешь как Николай...

Базарный силач Николай когда-то выступал в цирке, был очень силен и популярен. Однажды он сильно повредил себе шею. С тех пор прошло очень много лет. Калека в брезентовом плаще, с уродливо скошенной головой, с тачкой и гирями ходил по базарам. В дождь, непогоду молча, с каким-то исступленным лицом раскладывал коврик и под звуки гармошки показывал свои жалкие трюки. Его знали и бросали деньги больше из жалости.

Мать боялась, чтобы меня не постигла такая же участь. Я успокоил ее и объяснил как сумел, что ничего со мной не случится, потому что сейчас другое время. Мы не самоучки, покинутые на самих себя, как тот несчастный Николай, а учащиеся специального учебного заведения и тренируемся по программе, составленной специалистами.

1936 год. Мы готовимся к чемпионату УССР. Как хотелось выиграть! А чтобы осуществилась эта мечта, нужно было обойти Ивана Кириченко, Анатолия Базурина и главного зубра» — Аркадия Касперовича.

Чемпион страны Касперович был для своей весовой категории невысок ростом, кругленький, лишенный внешне эффектной, рельефной мускулатуры. В то же время он был необыкновенно крепким, настойчивым и отличался хорошей технической подготовкой. Как-то при мне, выступая на тяжелоатлетическом вечере, он толкнул 150 кг — вес по тому времени очень солидный. Кроме Касперовича, такой вес был подвластен только одному атлету — Амбарцумяну, Я в то же время преодолел в толчке 120-килограммовый вес и чувствовал, что мне под силу и больший. Тренировался я тогда под руководством своего неизменного наставника и друга Якова Самойловича Шепелянского, умного, внимательного педагога, который обладал особенным умением определять слабые места и быстро находить возможности для их устранения. Методика моей тренировки подверглась довольно существенным изменениям. Но многое в своих тренировках я пока что еще чувствовал интуитивно, не зная природы работы мышц.

Кипучая энергия Попова продолжала увлекать меня. Силы мои увеличивались. И я тогда еще заметил, что если ставить перед собой задачу, превышающую подчас возможности, то при максимальной мобилизации силы возрастают вдруг до неожиданных размеров.

Первое мое выступление в чемпионате Украины состоялось в донецком городе Кадиевке. Клуб не смог вместить всех почитателей силы: шахтеры понимали толк в этом деле.

Я тогда победил. Победил «самого» Касперовича. Уже в первом движении — жиме — мне удалось опередить его на 5 кг. Рывок не внес никаких изменений в нашу борьбу — мы показали одинаковые результаты. Толчок Касперович начал с удачного подхода к 120-килограммовой штанге. Я толкнул такой же вес. Тогда он заказал 130, зафиксировал на вытянутых руках и эту штангу. То же сделал и я. Последний подход моего противника оказался неудачным. Теперь трудно вспомнить подробности того дня. Помню только, что поднимал вес с предельным напряжением сил, нервов, энергии.

А потом я все-таки решился побить рекорд ленинградца Николая Кошелева. Вес на штанге готов. За кулисами я с волнением жду вызова судьи. Наконец, выхожу на сцену. Зрителей не вижу. Одна только штанга. Только она одна. Нужно взять! Взять! Все зрители слились в одно большое живое доброе существо, желающее мне удачи. Я это чувствую.

Рывок. Я люблю это движение. Оно сложное и красивое, требующее стремительности и смелости. Левой рукой я фиксирую 84,5 кг. Вес взят.

Первым поздравил меня Касперович:

— Я знал, что твое время придет. Теперь у тебя на очереди Амбарцумян. — Он грустно улыбнулся: отдавать свой титул не очень приятно, ведь за каждым таким достижением столько тяжелого труда, а когда твой рекорд побит, то все это словно перечеркнуто.

Потом нас чествовали шахтеры. Среди них был Алексей Стаханов.

Еду в Москву на первенство ВЦСПС. Мои шансы на успех незначительны, вернее, их и вовсе нет, потому что в столице собираются сильнейшие.

Я занял шестое место. Неудача компенсировалась впечатлениями, которые я увозил из Москвы, и новыми интересными знакомствами. Здесь началась моя дружба с известными атлетами Александром Бухаровым и Яном Спарре.

Больше всех поразил меня Кошелев. В прошлом он был цирковым артистом, и я ждал его выступления с особым нетерпением.

Вышел он к штанге под музыку, в голубом халате, безупречно аккуратный. Перед помостом резко сбросил халат. Ни одного лишнего движения, никакого позерства, несмотря на всю театрализованность и претенциозность выхода. Уверенный почерк в упражнениях, красивое техническое исполнение.

Мое выступление тогда не вызвало никакого интереса у зрителей.

В раздевалке ко мне подошел молодой лысеющий человек в очках и сказал, что один известный ученый хочет меня видеть. Через час я был представлен человеку, которого окружали люди в белых халатах. Он быстро посмотрел на меня и обратился к ним:

— Это он. Он нам нужен. Я искал атлетов с хорошим телосложением, — сказал он мне. — Я наблюдал за вами, послужите науке. Разрешите снять на пленку ваш брюшной пресс и мышцы рук.

Я милостиво согласился служить науке.

Так я познакомился с заслуженным медиком, академиком Владимиром Петровичем Воробьевым.

А еще через час мы обедали в «Астории». Владимир Петрович был вежлив и очень разговорчив. Мы долго говорили о цирке. Оказывается, он хорошо знал и понимал его. Недавно он бросил курить и очень нервничал. Его юный ассистент часто закуривал по его просьбе и пускал дым прямо ему в лицо. Воробьев жадно вдыхал его — вероятно, это помогало.

Осенью 1936 года в Ленинграде собрались все звезды тяжелой атлетики: Н. Кошелев, Д. Наумов, Е. Хотим-ский, Р. Манукян, Н. Лапидус, М. Касьяник, О. Божко, А. Хижин, И. Механик, Г. Попов, Н. Шатов, А. Бухаров, Я. Спарре.

Громыхают диски. Самый большой авторитет в области спортивной медицины профессор О. М. Крестовников проводит медицинский осмотр.
Приехал Серго Амбарцумян. Тренировался он мало. Мои достижения были в то время неплохими, но Серго делал вид, что это его не трогает. И для этого были основания: он весил 120 кг, а я только 86 кг.

Жизненный путь Серго был не из легких. После смерти матери начались скитания по чужим людям, работал он и каменщиком, и ремонтником на железной дороге, и слесарем. Но природный оптимизм, свойственный физически крепким и здоровым людям, никогда не покидал его. Штангой Амбарцумян начал заниматься в 1932 году, и уже через год на всесоюзных соревнованиях в Минске стал победителем в тяжелом весе. Прошел еще год, и про армянского атлета заговорили повсюду. В течение одного вечера он побил всесоюзные рекорды во всех движениях пятиборья и в сумме. Немногим позже Серго поднял в рывке левой рукой 95,8 кг, превзойдя мировой рекорд немецкого спортсмена Рисса.

Сила у Амбарцумяна была титаническая. Попытки измерить ее при помощи станового и ручного динамометров не увенчались успехом: приборы ломались. Во всех последующих достижениях Серго большую роль сыграл его тренер Ян Юрьевич Спарре. Впервые они встретились на чемпионате страны в 1934 году. Тогда Спарре в последний раз вышел на помост и завоевал звание чемпиона в полутяжелом весе.

Штанга — не единственное увлечение Яна Спарре. Он достиг значительных успехов в велосипедном спорте, борьбе, метании молота и толкании ядра. Но настоящую славу принесла ему тяжелая атлетика. На счету Спарре — десять рекордов страны. Помню, большой резонанс имела его заочная дуэль с известным французским профессиональным атлетом Шарлем Ригуло. Стоило французу установить рекорд, как Спарре превышал его. В конце концов, Ригуло не вытерпел и «убежал» от настырного противника в тяжелую весовую категорию.

После прекращения выступлений на помосте Спарре увлекся тренерской работой. Его называли «отцом тяжелоатлетов». Энергичный, жизнерадостный, бодрый, он никогда не терял оптимизма, веры в своих воспитанников. Помнится несколько его писем, адресованных мне в 1948 году. Он звал меня в Ригу, предлагая свои услуги в подготовке к битве с мировым рекордсменом Девисом, давал советы, нацеливал меня на 460-килограммовый результат. И от его писем — коротких и немного нескладных; с приписками сбоку, сверху — везде, где было свободное место, — веяло искренней заинтересованностью в делах советской тяжелой атлетики, доброжелательностью, уверенностью в наших силах, теплом.

Тренировки проходили успешно. Мне хотелось удивить всех, и я тренировался на пределе сил. А силы истощались с каждым часом. И чем хуже шли дела, тем больше я пытался проверить себя на больших весах. Замкнутый круг.

Место соревнований у нас было необычное — зал им. Чайковского. Железо и лира! Я вышел на помост и почувствовал, как дрожат колени. Казалось, все зрители видят мою трусость.

Уже в жиме я сильно срезался. Вроде тренировочные результаты показывал не я. Амбарцумян обошел меня на 5 кг. Мы жмем друг другу руки при получении наград. Я смотрю еще раз на его большое сильное тело. Здоров! Наша следующая встреча должна была состояться в Тбилиси. Я уезжал побежденным. Характер, оказывается, познается в решающие минуты наибольшего напряжения. У меня, вероятно, еще просто не было спортивного характера.

То, что я «перегорел» еще перед соревнованием, подтвердило мое выступление в Киеве. Отдохнув 5 дней и хорошо выспавшись, я установил новый всесоюзный рекорд в толчке — 154,5 кг.

Наступил теплый киевский апрель. Мы усиленно готовились к поездке в Тбилиси. Руководили нами Георгий Попов и Яков Шепелянский.

У меня все шло прекрасно. После Ленинграда я многое понял. Понял, что нужно разумно работать. «Талант — это упорство, гении — это волы», — прочел я, кажется, у Жюля Ренара. Это изречение мне понравилось. Чтобы стать гением, черт возьми, нужно совсем немного.

И вдруг — глупая случайность: я прищемил пальцы дверцей автомашины. На второй день — температура, жар. Откуда? Потом было все так, как бывает в таких случаях. За пять дней температуру сбили, но слабость побороть сразу не удалось.

До соревнований оставалось 10 дней. Пятидневный недуг необходимо было одолеть разумным режимом, питанием, восстановительной тренировкой. Нужно ехать. Пусть даже проигрыш, все равно это еще одна ступень в спортивной борьбе.

Пожалуй, ни одно путешествие в поезде за всю мою жизнь не было таким, как тогда. Нельзя было упускать ни одного часа тренировки. А путь был долгим. Утром в прохладном тамбуре я упражнялся с резиной, прыгал, отжимался. На больших остановках бежал на привокзальную площадь и разминался там, насколько это позволяли время и условия. «Тебя бы на поле, да в плуг», — говорила проводница, которую я, вероятно, раздражал.

Поезд шел на юг. Я вновь чувствовал себя сильным.

Тяжеловесы всегда завершают соревнования. Они ждут и волнуются больше всех. Они переживают удачи и поражения товарищей. А ведь и себя нужно беречь. Разговоры, разговоры без конца и все об одном — о соревнованиях и противниках. Тяжело. И без этого нервы на пределе. Порой удивляешься, как выдерживаешь все это. Пожалуй, ни один журналист не сможет описать это состояние, передать сложное движение души и мыслей человека, ожидающего поединок, — это очень сложно. Это нужно пережить самому.

Гостиница. Я один в комнате. Вечер. Сквозь приоткрытые жалюзи падает тусклый свет. Все на соревнованиях. Но одному тоже плохо. На дворе кричат: «Мацони, мацони!» Это продавцы простокваши, любопытные люди, как, впрочем, и все здесь на Кавказе. Делаю легкую разминку. Все время кажется, что сил мало. Просто физически чувствую, как они уходят из тела. Затем вдруг громко начинаю петь. Совсем как в детстве, чтобы не бояться. И, конечно, все время думаю об Амбарцумяне.

Днем я видел его. Он стоял у гостиницы в окружении шумных болельщиков и своих друзей. Я поздоровался и почувствовал, что краснею. Что это — трусость?

Этот человек буквально гипнотизирует меня. Он силен. Невиданная популярность, уважение судей. Он — авторитет. Победить его тяжело. Но больший результат — у меня! В конце концов, и я силен! Да, я силен, силен! Соревнования — это праздник, и нужно готовиться к нему с радостью. К черту психологический «вакуум», нужно идти к товарищам.

На помосте Попов. Это был поистине его Большой день. Он фиксирует в рывке новый мировой рекорд — 106,1 кг. Прошло с тех пор уже четверть века, но такого совершенного движения в стиле «низкий сед» я еще не видел ни разу. Его поразительная энергия, чисто «поповское» упорство еще больше раскрываются в толчке. Новый рекорд 196 кг.

Шатов толкнул 140 кг и показал в рывке 112,5 кг.

Я так увлекся спортивной борьбой Попова и Шатова, что забыл о самом себе. Возвращаясь в гостиницу, я был спокоен.

...Борьба началась с неожиданностей. У Петрова в жиме—117,5 кг. У меня—112,5. У Амбарцумяна — 115 кг. Это мало для него. Он явно нервничает. Рывок. У меня — 120 кг, у Петрова — 112,5, Амбарцумян остается только на... ПО кг. Ничего не понимаю. Что с ним происходит? Теперь для меня опасен лишь Петров — человек «крутого склада и огромных мышц, в которых дремала сила предков», — как писали грузинские газеты. Я смотрел на Петрова и впервые по-настоящему понял, насколько он опасен.

Все мы толкаем по 145 кг. Я еле ухожу с помоста: острая боль пронзила кисть правой руки. Она заметно вздулась. Потянул. Этого еще не хватало!

— Картонную повязку, — приказывает Попов, как профессор, ведущий операцию. Неужели срыв?

Нужно терпеть. Судьба преподносит исключительный случай стать чемпионом. Несколько секунд терпения могут принести победу.

В зале тишина. Накал борьбы заставил даже темпераментных грузин сидеть неподвижно. Кто: Амбарцумян? Куценко? Петров? 150 кг. Амбарцумян и Петров не в силах одолеть их. Куценко фиксирует этот вес! Я! Я фиксирую этот вес!

Я — абсолютный чемпион страны. Целую Попова и Шепелянского. Это они гнали меня к помосту. Не будь их... А впрочем, зачем сейчас об этом думать? В дальнейшем я не раз убеждался, что тренером хороших атлетов должен быть человек хладнокровный и мужественный. Только он имеет право готовить спортсмена к поединку. Ни одним жестом, ни одной фразой, интонацией голоса не должен он показать, что переживает или сомневается. Такими и были Георгий Попов и Яков Шепелянский.

Советская спортивная делегация готовилась к III Рабочей олимпиаде. В Антверпен должен поехать один из нас — либо я, либо Амбарцумян. Ведь победа моя могла быть случайной.

Опять усиленные тренировки в Москве. Опять рядом в зале — Амбарцумян. По программе четырехборья (рывок одной и двумя руками, толчок одной и двумя) я победил Амбарцумяна и Петрова и заработал пропуск в Антверпен. Меня поздравляет прославленный летчик Анатолий Серов — герой испанских сражений.

За день до выезда мы видели Валерия Чкалова. Я, как школьник, смотрел на него. Он, по всей вероятности, заметил это.

— Что смотришь на меня, как на красну девицу? Больше ешь — тебе побеждать надо, — бросил он мне грубовато. Потом улыбнулся: «Вот победишь, на тебя тоже будут смотреть. Надоест».

Обычно пассажиры на железной дороге первые 20—30 минут молчат. Говорят, что первую половину дороги они думают о том, что оставили, вторую — что их ждет. Лица грустные и веселые, замкнутые и открытые.

Я вынул красную книжечку — советский заграничный паспорт. Рост 180, брюнет, глаза серые, уши неопределенные. «Уши неопределенные»... Наверно, это существенная деталь.

Пересекли границу Польши. На каждой станции — блестящие офицеры в четырехугольных конфедератках. Крестьяне долго стояли с непокрытыми головами в знак молчаливого приветствия.

Началась Германия с лесистыми равнинами, широкими автострадами, тесно прилегающими к железнодорожному полотну огородами.

Со зловещим грохотом мчались мимо нас эшелоны с танками и орудиями, часто можно было видеть аэродромы. Гитлеровская Германия уже дышала по-военному.

Из купе почти не выходили. В тамбуре сменяли друг друга люди, не спускавшие с нас глаз.

В Берлине двухчасовая остановка. Ждем поезда на Брюссель. Огромный вокзал почти пуст. Свастика всюду — на книгах, знаменах, газетах, стенах.

Мы устали. Хотелось спать. А спальных вагонов в Европе почти нет. Установили очередь — каждому предоставлялась возможность поспать лежа не более часа. Кто ростом поменьше, умудрились прилечь на багажные полки, подвязав себя ремнями.

Все изменилось с момента пересадки на поезд Бельгийской железнодорожной компании. Веселые, добродушные люди улыбались нам, не зная, как еще можно выразить свое гостеприимство.

— К вам огромный интерес. Вас с нетерпением ждут. Вы увидите, что будет делаться на вокзале, — с удовольствием говорил нам переводчик, он же фоторепортер.

Действительно, то, что мы увидели, запомнилось на всю жизнь.

Первыми бросились к нам спортсмены республиканской Испании. В те дни на испанской земле свобода и демократия давали первый открытый бой фашизму. Наша страна оказывала огромную помощь героическим солдатам Республики, боровшимся против фашистских орд генерала Франко, вооруженных Гитлером и Муссолини. Тысячи испанских детей нашли тогда приют и вторую родину в Советском Союзе. Вот почему 300 смуглых юношей и девушек в пилотках, пожимая нам руки, плакали.

На вокзалах скольких городов мира еще пришлось побывать впоследствии — не перечесть. Но это не забудется никогда. И не только потому, что это был мой первый выезд за границу. Вероятно, и потому, что тогда было тревожное время.

Движение на улицах приостановили. Докеры, рабочие химических заводов, прядильщицы знаменитой текстильной фабрики — многотысячная улыбающаяся толпа провожала нас до гостиницы «Авенир». С помощью полиции мы протолкались к дверям. Толпа не расходилась. Мы появились на балконах, и сотни поднятых рук приветствовали нас.

Нас предупреждают, что соревнования начинаются завтра утром. Неприятная новость! Особенно для тех, кому нужно согнать вес. Медицинских весов в гостинице нет. Отправились искать их в аптеку. Ее владелец, до революции бывавший в Одессе по своим торговым делам, охотно закрыл свое заведение и предоставил нам возможность пользоваться своими весами ровно столько времени, сколько будет необходимо.

Ужинали в ресторане «Авенир». Хозяин, предвкушая удовольствие, которое он нам доставит, объявил по-русски, что сейчас выступит «русский цыганский хор с танцами».

На эстраду вышли цыгане. Пожилая цыганка со вздувшимися на шее жилами затянула «Очи черные». Начались цыганские пляски, потом появился парень с гармошкой, в русской рубашке и сапогах. Несмотря на то что все было примитивно, сюрприз хозяина удался.

Жители Антверпена называют свой город маленьким Парижем. Позже я убедился, что ничего общего эти два города не имеют. Но тогда этот обычный международный порт с положенным количеством памятников и световых реклам показался мне экзотичным и сказочным.

Отель находился неподалеку от порта. В теплых водах Шельды размеренно покачивались на волнах лодки, чернели силуэты судов. В портовых кафе, расположенных вдоль берега, покуривая трубки, сидели моряки всех национальностей и цветов кожи. Не замолкала музыка, где-то занималась негромкая песня, звенели стаканы, билась посуда — матросы веселились.

В гостинице нас ожидало зрелище, вызвавшее улыбку и сочувствие. Наши сгонщики, так и не найдя бани, где они могли бы попариться, наполнили ванную горячей водой и, завернувшись в простыни, сгоняли вес.

Муки Попова, Шатова и других были оправданы. В 8 часов утра судья зафиксировал в протоколе их вес, соответствующий той весовой категории, которая была указана в заявке. Теперь каждого из нас волновало другое: сохранились ли силы после трехдневного переезда в неудобных вагонах? Да и время проведения соревнований готовилось преподнести неожиданности: у нас утром соревнования никогда не устраивались.

В Олимпиаде кроме советских спортсменов принимали участие команды рабочих-спортсменов Швеции, Норвегии, Чехословакии, Польши, Франции, Финляндии, Швейцарии и других стран.

Наша команда не имела себе равных. В каждом движении мы обходили соперников на 10—15 кг. Самым неприступным был Георгий Попов. В рывке одной и двумя руками и в толчке он превысил результаты всех иностранных спортсменов.

Мне удалось показать высокие результаты: в рывке 120 кг, рывке одной — 95, толчке двумя — 155 и толчке одной — 11О кг.

Мы видели, что зрителям нравится наша спокойная, уверенная работа, четкость выполнения движений, воля к победе. Нас приветствовали бурей аплодисментов. Щелкали аппараты, художники рисовали шаржи, чтобы на следующий день поместить их в газетах и журналах. «Русским необходимо участвовать в мировых первенствах. Там они обязательно выиграют», — писал английский спортивный обозреватель.

Световая реклама на одной из улиц напоминала о том, что 2 августа в городе состоится торжественный парад победителей. Ниже помещались наши фотографии. Я долго стоял возле витрины. Впервые в жизни увидеть на улице далекого от Родины города свою фотографию! Рассматривал себя, будто никогда не видел.

Правда, парад и торжественный вечер, где должны были вручать медали, не состоялись: руководители и оргкомитет Олимпиады рассорились и разъехались, не окончив ее.

Мы уезжали. Город вывесил флаги. На тротуарах стояли толпы людей. Нас здесь признали и полюбили. Это, пожалуй, было самым главным. Тогда мы еще не понимали этого до конца.




 

Предыдущая страница

 В оглавление Следущая страница