Плечо
друга
Вот и теперь, когда бываю
в Харькове, парк Маяковского никогда не обхожу стороной. Ведь это здесь
было оно, то первое свидание. Это ж здесь, на эстраде, проходили
конкурсы силачей и показательные выступления заводских тяжелоатлетов.
Тут выходил вместе с товарищами на помост долговязый и нескладный Ленька
Жаботинский и старательно выполнял все движения классического троеборья.
О результатах во время этих выступлений мало кто заботился, зато каждый
стремился выступить, что называется, показательно — красиво и четко
выполнить все упражнения.
Выступали и в парке, и в
школах, и в подшефном колхозе. Сами смастерили даже разборный помост и
специальный возок для наших «выездных гастролей». И когда на другой день
после такого выступления появлялись на пороге нашего зала новые
посетители и просили принять их в секцию, мы радовались: значит,
потрудились недаром!
В парке Маяковского
охраняли мы, заводские комсомольцы, общественный порядок, чтоб никто не
мешал отдыхать тракторостроителям. Когда выпадало дежурить по парку
тяжелоатлетам, борцам или боксерам, всяческих хулиганов с дорожек словно
ветром сметало.
Все чаще и успешнее
выступали тракторозаводские штангисты на городских первенствах. А там
было у кого поучиться! Там царствовал на помосте один из сильнейших
полутяжеловесов страны суровый и самолюбивый Федор Осыпа, легко, словно
играя, орудовал с большими весами черноволосый и приветливый Марк Рудман,
демонстрировал филигранную работу изящный и миловидный Игорь Рыбак. В
конце 1956 года мы все торжественно встречали его: Игорь привез из
Мельбурна золотую медаль олимпийского чемпиона. А вскоре стали
чемпионами Европы Марк Рудман и приземистый, словно могучий корень дуба,
Хасан Яглы-Оглы.
Конечно, смотрели тогда
мы, зеленые, на этих корифеев снизу вверх, изо всех сил старались
подражать им, учиться у них и совершенной технике, и бойцовскому умению
в любой ситуации бороться до конца.
А ведь нередко приходится
бороться не только с соперником на помосте, но и с самим собой. И эта
борьба, пожалуй, самая тяжелая, и победа тут достается не меньшей ценой,
чем победа в спортивном поединке. Недаром ведь выдающийся штангист
нашего времени Юрий Власов назвал свою книгу «Себя преодолеть».
Когда-то Алексей
Максимович Горький сказал: «Даже небольшая победа над собой делает
человека сильнее». Речь идет, конечно, не только о физической силе. И
преодолевать спортсмену приходится, ясное дело, не только свои
физические слабости либо техническое несовершенство, но и обычную лень,
и несдержанность в еде, и неумение разумно отдыхать, и много других
больших и малых грехов и грешков — разве они не стоят поперек пути к
спортивному успеху, не повисают гирями на ногах того, кто шагает к
победе?
...Вот я лежу вечером на
кушетке, слишком короткой для моих «рычагов». Дома никого — отец и мать
в ночной смене. Брат Владимир вот уже год как в армии. Мне надо идти в
школу, но я не иду. И вчера на тренировку не ходил. И завтра не пойду. К
черту! Настроение дождливое, пасмурное. Да и каким же ему быть, если все
у меня идет вкривь и вкось! Казалось, еще недавно все было прекрасно — и
вот тебе на! Выполнил третий разряд — радовался от души, а теперь снова
все застопорилось. Тренируюсь, таскаю железо так, что спина трещит, — и
никакого прогресса! Да еще травма за травмой — то снова связка, то
поясница... А в школе? Две двойки по математике! Десятый класс — тут не
до шуток! Ну и пусть! Разве без аттестата люди не живут? И без тяжелой
атлетики обойдусь — ядро толкать буду. Тут и результаты у меня лучшие, и
никаких тебе травм...
— Есть тут кто живой?
Скрипят двери, и в
комнату входит Михаил Ильич Черняк, сосед. Наладчику нашего завода
коммунисту Черняку уже за тридцать, но он тоже учится в вечерней школе,
в выпускном классе. Михаил Ильич подходит ко мне и неодобрительно качает
головой:
— Снова лодыря
празднуешь? А на тренировке был? Да можешь не отвечать — сам знаю, что
не был. А ну вставай сейчас же и собирай книжки! — голос Черняка звучит
поотцовски сурово и в то же время дружелюбно. — Не приготовил задания,
говоришь. Наверно, снова математика? Ну ладно. Первый урок пропустим и
вдвоем разберемся. Давай за стол!
И вот мы вдвоем
забираемся в дебри алгебры, и с помощью моего проводника я вскоре
благополучно выбираюсь из них. В школу идем вместе, и по дороге дядя
Миша на все корки ругает меня за лень и слабоволие.
— Казак ты или баба? —
сердито говорит он. — Двойку поймал, штангу не смог поднять — и уже
раскис! «Ничего не хочу, ничего не желаю!» Эх ты! Я не буду тебе всяких
примеров приводить — ты хотя бы на меня посмотри! Уже не твоего
телячьего возраста и война за спиною, и здоровье не твое, и семью
кормить надо, а ведь учусь! Потому что цель есть. Пусть в сорок лет, а
все-таки буду с высшим образованием. А тебе что мешает человеком
стать?..
Хорошо иметь такого
соседа! Никогда не забуду я дружескую помощь и прямой, искренний
разговор дяди Миши. А сам Черняк через несколько лет достиг своей цели.
Теперь он — известный специалист, главный инженер одного из харьковских
заводов.
Коммунисты Манченко,
Загребельный, Черняк; друзья моей юности, заводские комсомольцы!
Навсегда благодарен я вам, что не дали свернуть с прямого пути,
предостерегли от скоропалительных решений, неразумных поступков!
Вспоминаю, какая буча поднялась в цеховой комсомольской организации,
когда однажды, расстроившись от неудач, я заявил, что брошу все и поеду
на целину. Доныне помню во всех деталях по комсомольскому откровенный и
бескомпромиссный разговор по этому поводу.
— Целина — дело хорошее,
— сказали мне ребята. — Но туда комсомол лучших посылает. Тех, кто дела
ищет, а не от дела бежит. С такими же настроениями тебе на целине делать
нечего. Возьми себя в руки, друг, и помни, что завод рассчитывает на
тебя — как на токаря и как на спортсмена.
А в секции тоже.
— Трудностей испугался? —
басит Николай Загребельный. — А ты видел их, настоящие трудности? Вот,
бывало, у нас, на Северном флоте...
И уже все мы жадно
слушаем новое повествование бывшего матроса-разведчика, и словно
обступают нас суровые шхеры Северного моря, где так славно и мужественно
воевал наш старший товарищ...
Постепенно все у меня
наладилось, вошло в нормальную колею. Преодолеть себя значило в конечном
счете преодолеть и тот психологический барьер, который наверняка стоял в
свое время на пути у каждого спортсмена. Для меня такими барьерами были
третий и второй спортивные разряды. В 1956 году я стал наконец
второразрядником и осуществил то, чего рассчитывал достичь лишь за
два-три года, — выиграл у нашего лучшего тяжеловеса Василия Федулова.
Сам я тоже перешел в тяжелый вес! Налилось силою тренированное тело,
округлились мускулы, раздались плечи. 90 килограммов показали однажды
старенькие весы в заводском тяжелоатлетическом зале.
— Нашего полку прибыло! —
хлопали меня по спине Федулов и Загребельный.
Ну, а к тяжеловесу и
требования потяжелее. Надо было во что бы то ни стало закрепиться в
сборной завода в новом своем качестве. А это могла обеспечить лишь
достойная тяжеловеса сумма. К тому же для штангиста переход в высшую
весовую категорию обычно процесс болезненный, чем-то похожий на ломку
голоса у подростка. И, как правило, сопровождается торможением
результатов. А мне этого очень уж не хотелось.
Михаил Петрович Светличный понимает мое
стремление, видит мою особенную старательность на тренировках и
увеличивает нагрузку. Но усталости я не
чувствую
— по-настоящему
втянулся в тренировочный ритм, да и
сила заметно прибывает с каждой неделей.
На первенстве областного
совета «Торпедо» я показал свои лучшие килограммы в жиме, рывке и
толчке (последний все еще дается мне наиболее трудно), и вот уже крепко
жмет мне руку побежденный Вася Федулов. 322,5 килограмма! Есть о чем
говорить, есть с чем на люди выйти! Конечно, до нормы мастера еще как до
звезды небесной, но все же...
А что же дальше? Какой
следующий рубеж? Хочется, очень хочется сделать лучшую сумму в команде.
А она принадлежит моему дружку Боре Кривошееву. 350 килограммов
поднимает он, хотя и в полутяжелом весе (до сих пор сожалею, что
Кривошеев рано оставил занятия тяжелой атлетикой, так и не дойдя до
мастера). Борис смеется:
— Давай, Леня, шуруй по
две порции в столовой. Иначе меня не догонишь!
На аппетит я не жалуюсь,
хоть рекордсменом здесь никогда не был. Да и теперь вовсе не посягаю на
лавры «малютки из Теннесси» — Пауля Андерсена, который, говорят, выпивал
в день по восемь литров молока, а
жареной курицей только «разминался» перед
завтраком. Мой нынешний рацион не
слишком превышает дневную норму среднего человека. Однако тогда,
в 18 лет, ел я и вправду за двоих, чем немало веселил друзей. Да и
вообще любителей посмеяться, «разыграть» друг друга у нас хватало.
Вот в один из дней следующего, 1957 года
отправляемся мы,
тяжелоатлеты-тракторостроители, на соревнования в Донецк. Путь
недалекий, и поездка недолгая, но
каждому хочется, кроме
спортивной формы,
взять с собою какой-то гардероб,
чтобы в чужом городе пройтись, по улице при всем параде. Взял и я свой
первый выходной костюм, а чтобы не измялся, положил его в большой
отцовский чемодан.
Сложили все свои вещи вместе, стоим на
перроне харьковского вокзала и в
ожидании поезда весело болтаем
о
чем-то. Подошел поезд, ребята — за свои чемоданы,
а моего что-то не видно. Неужто украли? Я засуетился,
бегаю туда-сюда, как вдруг товарищ выдвигается из толпы, держа в
руках мой чемодан.
— Ну чего ты паникуешь,
Леня? — говорит он.— Вот он, твой сундук. Он ведь тут стоял, ты просто
не заметил. Ну садись в вагон, а я, так и быть, поднесу тебе твой багаж.
— Давай неси! На чай
получишь.
Мы вошли в вагон. Товарищ
поставил мой чемодан у стенки, а я сразу же полез занимать место на верхней
полке. В дороге всегда на нее ложился, чтобы пассажиры не цеплялись за мои длинные ноги. Поехали...
Примерно через час является контролер.
Начинает
проверять билеты.
— Чей это такой чемодан?
— спрашивает он у пассажиров.
— Мой, — не без гордости
отзываюсь я с полки,
— А если ваш, то сойдите,
молодой человек, и скажите, почему вы его в багаж не сдали?
— Так он же совсем
пустой! — оправдываюсь я. — Вот
поглядите!
Контролер берет за ручку чемодан и... не
может его оторвать от пола. Я растерянно хлопаю глазами, хватаюсь сам за
ручку и насилу поднимаю чемодан. Что за чудеса? Открываю крышку и
возмущенно смотрю на ребят. А те прямо за животы держатся от хохота.
В чемодане
под моим аккуратно сложенным и завернутым
в газету костюмом... полным-полно кирпичей!..
— Это ему
дополнительная тренировка! — сквозь смех объясняют хлопцы оторопевшему
контролеру. — Он ведь у нас четыреста килограммов поднимает!..
Ну, четыреста — не
четыреста, а 382,5 я-таки поднял в сумме троеборья на тех же
соревнованиях в Донецке. Вот он, мой первый разряд! Сложился этот
результат из 115 килограммов в жиме, 117,5 — в рывке и 150 — в толчке.
Ребята поздравляют меня, и мы все поздравляем друг друга: наша команда
выиграла первое место на соревнованиях коллективов заводов, шахт и
строек Украины.
Радостно встретили нас и
по возвращении домой, в цеху. А когда я вечером пришел в школу, то не
без удовольствия прочел на классной доске большую надпись: «Поздравляем
Леню с победой и первым разрядом!» Хоть и мелом написано, хоть и сотрут
через минуту, а все же приятно.
А впрочем, это уже мой
второй первый разряд. Ядро и теперь опережает штангу. На первенстве
города я толкнул его на 15 метров 3 сантиметра. Вопрос «кто кого»
— ядро штангу или наоборот? — все еще остается нерешенным. А может, так
и продолжать совершенствоваться в обоих видах спорта?..
Если бы это было лет на
двадцать раньше, возможно, так и остались бы легкая и тяжелая атлетика
моими спутниками на весь мой спортивный век. Ведь даже и в наши дни
попадаются иногда такие «совместители». Смог же, скажем, талантливый
киевлянин Виктор Компанеец стать почти одновременно одним из сильнейших
в стране дискоболов и мастером спорта по поднятию тяжестей! Но наше
время предельно высоких спортивных результатов и отшлифованной до
«алмазной грани» спортивной техники требует более узкой специализации.
И все же после того еще
добрых три-четыре года не разлучался я с ядром. Немало приятных минут
принес мне этот один из наиболее «силовых» видов легкой атлетики. В том
же 1957 году я стал чемпионом Харьковщины по толканию ядра, а осенью в
Днепропетровске — и чемпионом Украины среди студентов.
Да, среди студентов! Я —
студент. Горжусь сам собою ужасно. Да это и вправду не шутка — работая
на заводе и не ослабляя занятий двумя видами спорта, сдать экзамены на
аттестат зрелости и вступительные экзамены в вуз! Пожалуй, никогда в
жизни, ни до, ни после этого, не приходилось мне так предельно
мобилизовываться. Наверно, не смог бы, если бы не друзья. Почти каждый
день повторяли и Михаил Ильич Черняк, и Юрий Федорович Манченко, и
Борис Кривошеев: должен, Леня! Если голова на плечах есть, именно
теперь и учиться!..
А когда уже остались
позади школьные выпускные экзамены и Торжественная, в красивой рамке,
бумага засвидетельствовала перед всеми мою зрелость, сама собою всплыла
мысль об институте. А что ж такого? Другие ведь поступают! Вот и из
нашего цеха ежегодно несколько ребят становятся студентами... Попробую!
Но куда?..
— Если уж поступать, то
только на факультет физического воспитания, — советует мне Умар
Алексеевич Акжитов — один из бессменных руководителей городской
физкультурной организации. — Разве плохо стать учителем физкультуры? А
наш педагогический институт на всю республику славится! К тому же на
этом факультете спорт в особой цене. И... математики там нет...
Все знает обо мне Умар
Алексеевич! Решено. Подал документы в педагогический. Взял на заводе
отпуск, сижу над книгами день и ночь.
А ребята из цеха и секции
ходят вокруг меня, будто около невесты. «Как дела, Леня? Может, надо
помочь чем?..» Прямо как в той песне: «Провожают гармониста в институт».
Комитет комсомола выдал мне характеристику-рекомендацию. Просто стыдно
после такой дружеской поддержки и участия не выдержать экзаменов!..
Выдержал, выдержал! Все —
и физику, и химию, и язык! Вот и моя фамилия в списках принятых. Уже и
товарищи здороваются не иначе как: «Студенту мое почтение!» Отец с
матерью ходят именинниками. А я так просто ног под собой не чую!
Преодолел-таки! Себя преодолел! Ленька Жаботинский — студент!
Предыдущая страница
В начало
Следующая страница