Глава №12
В РОЛИ СВАДЕБНОГО ГЕНЕРАЛА?
Конечно, мне было горько за столь нелепо
сложившуюся концовку спортивной карьеры. Не на поражение в Москве я
рассчитывал и не на такой уход из сборной команды страны. Однако унынию
и грусти предаваться не стал. Некогда было. Я уже занимался серьезным
делом. И занимался им давно.
Почему уход большого спортсмена зачастую
становится чуть ли не его личной драмой? Да в основном потому, что чемпион
начинает задумываться, как быть дальше, лишь в самом конце карьеры. А
когда он вдруг спускается с олимпийских высот на землю, выясняется, что он
попросту отвык думать о ком-либо, кроме себя. Но сегодня он уже не в
центре внимания, и немногим интересен. Пришла пора жить «как все» — а он к
этому совершенно не готов.
Спасибо Рудольфу Плюкфельдеру — он всегда
предостерегал своих учеников от таких разочарований. Он, например,
внимательно присматривался к нам — нет ли у кого-либо тренерской жилки?
Это, кстати, среди чемпионов, как ни удивительно, довольно большой
«дефицит». Помню, как огорчался Рудольф Владимирович, видя, что Коля
Колесников, олимпийский чемпион Монреаля, не проявляет никакого интереса к
работе тренера. Николай даже пробовать не стал: оставил штангу — и ушел
работать в милицию. Сейчас Колесников — оперуполномоченный отдела
угрозыска МВД Татарской АССР. Впрочем, никто из нас не сомневался, что
Коля будет работать добросовестно, за что бы он ни взялся - характер у
парня надежный.
Но все-таки Плюкфельдер очень хотел, чтобы его
ученики продолжали дело учителя.
— Мы же — чемпионы, мы долгие годы отдали
большому спорту! — говорил он в таких случаях. — Кто же лучше нас может
обучать молодежь, к кому еще она потянется всей душой? Уверен, что
чемпион, для которого нет секретов в нашем деле, принесет больше пользы
своей стране, если станет тренером. Разумеется, при должных к этому
способностях. А использовать высококлассного спортсмена в другом качестве
— вряд ли рационально.
Рудольф Владимирович в свое время постарался
раздуть во мне тренерскую искру. В общем-то я и сам с детства был к этому
заметно предрасположен. У Плюкфельдера глаз наметанный. Он быстро заметил,
что я не могу пройти в спортзале мимо новичка, чтобы не подсказать, в чем
его ошибка. И начал это всячески поощрять. Я не считал для себя зазорным,
уже будучи чемпионом мира, ассистировать на первенстве города какомy-либо
второразряднику. Чванства не люблю. Знаю ребят, которые, чуть вкусив от
успеха, начинают выгонять из зала молодых штангистов: они, мол, мешают
сосредоточиться для плодотворной тренировки. Я такие всегда пресекал.- Ты
стал чемпионом, умеешь хорошо поднимать штангу? Так научи этому товарища
по спортивной секции. Или в крайнем случае пусть он смотрит на тебя и сам
перенимает навыки, это тоже небесполезно.
Поступив на заочное отделение Московского
института физкультуры, я решил, не откладывая, вплотную заняться
тренерством. Тем более, в то время из Шахт уехал в Ростов Плюкфельдер, и
мне не хотелось, чтобы тяжелая атлетика в городе захирела.
Я уже, кстати, говорил, что в какой-то момент мы,
чемпионы, становимся «умнее» тренеров. Ну, может, не все, но очень многие.
Начинаем поговаривать» что тренер, дескать, — то не больше, чем
консультант. Что результаты, мол, нынче так шагнули вперед, что любой
тренер, будь он хоть семи пядей во лбу, не в состоянии «постичь»
современного чемпиона. Вывести его в люди он как-то сумел, а вот постичь —
не может... Там и сям подобные высказывания можно встретить и в печати.
Со временем это проходит. И особенно хорошо
исцеляет от чемпионской исключительности простая вещь: приобщение к
тренерскому труду.
После того как я набрал в Шахтах группу молодых
штангистов да пару лет повозился с ними на общественных началах — я,
кажется, гораздо лучше «постиг» своего тренера. Как-то яснее стал
понимать, сколько труда, нервов и терпения нужно вложить в штангиста,
чтобы довести его хотя бы до уровня чемпиона республики.
Скажем, тренируется у меня хороший парень, Саша
Аноп. Мастер спорта, вес—100 килограммов. Саша рвет 160 килограммов, а
толкает 190. Штангисты знают, что при таком рывке можно рассчитывать хотя
бы на 200 кг в толчке! Но этот вес Аноп осилить пока не может. Кажется,
все «при нем»: и скорость, и сила, и координация неплохая. Но нет
добротной школы, не приучен к правильной осанке. На соревнованиях, в самые
критические минуты, когда самоконтроль затруднен, вдруг «выползают» старые
технические ошибки.
А мало мы бились, чтобы их устранить? Стало быть,
мало. Толчок только кажется простым упражнением. Дай новичку в руки штангу
—- он и плечи поднимет, и на носочки привстанет, чтобы вложить побольше
силы. А это в корне неправильно! Надо «отталкиваться» от штанги, уходить
от нее — движение в общем-то противоестественное, оно требует длительной
тренированности. А Саша хотя и мастер спорта, но тренирован явно
недостаточно.
С другим учеником — другая проблема. Николай
Хуснутдинов тоже мастер спорта, спортсмен довольно опытный. И вот с
некоторых пор ему стало казаться, что результаты растут медленно, надо
резко увеличивать нагрузки. Тем более, на последних соревнованиях он
улучшает свои личные достижения. Значит, пошло дело, надо «пахать»
по-настоящему!
Мне ли пугаться нагрузок — человеку, которого в
свое время называли авантюристом за сумасшедшие тренировки? Но я
решительно отговариваю Николая, потому что знаю: к этому его организм пока
не готов. Вот данные медицинского обследования. Кажется, все ясно. Но вы
попробуйте удержать честолюбивого спортсмена, если он решил форсировать
результат!
Вспоминаю, что точно такая же история была в свое
время у Плюкфельдера, когда молодой Николай Колесников рвался на большие
нагрузки, а Рудольф Владимирович не разрешал. Еле-еле убедил. Дело чуть до
ссоры дошло! Рассказываю об этом Хуснутдинову. Вроде понял. Но мне через
две недели ехать на тренировочный сбор, готовиться к чемпионату Европы. И
нет никаких гарантий, что Коля, предоставленный самому себе, не «подзагрузит»
себя под завязку, как это уже однажды случилось.
Есть у нас в секции тяжеловес, мастер спорта
Александр Межинский. У парня хорошие данные: при росте 190 сантиметров
он строен, ловок, подвижен. Но категория 110 килограммов становится тесной
для высокого парня. Он — явный супертяжеловес. Как показывает опыт,
штангисты-гиганты формируются довольно медленно. Василий Алексеев,
например, дебютировал в сбой страны, имея уже двух детей. Как спортсмен Межинский только входит во вкус. Но ему уже двадцать четыре, он женился,
работает и учится на вечернем отделении института. Парню, конечно, надо
помогать. Хотя бы организовать для него дополнительное питание.
Хорошее
было время — принес Плюкфельдер пачку талонов, а наша забота —
расправиться с ними на пищеблоке. Нынче эти пачки талонов для ребят я достаю
сам. Легко ли это — лучше не спрашивайте. И хлопоты об устройстве их быта,
и трудоустройство - да мало ли забот навалится на плечи, коль ты назвал
себя тренером!
Но вот смотрю, как после соревнований горят глаза
моих парней, слушаю их бесконечные разговоры о том, что получилось на
помосте и что обязательно получится в следующий раз, и чувствую, что здесь
я — на месте, что другой профессии не приму.
Мне не в тягость эта работа, могу ее выполнять,
кажется, в любом состоянии. Вспоминаю, приехали мы с Плюкфельдером из
олимпийского Монреаля домой: я с золотой медалью, а Рудольф Владимирович и
того богаче, у него — два олимпийских чемпиона, я и Колесников. Там, на
Олимпиаде, наш наставник вынес колоссальную нагрузку, ведь он ассистировал
почти всем штангистам советской команды. А дома — никакой передышки. Надо
везти сборную Ростовской области на зональные соревнования в Липецк.
Плюкфельдер взмолился: дайте хоть пару недель
побыть в семье, дух перевести! А с командой пусть поедет кто помоложе.
Хотя бы Давид Ригерт. Тоже устал? Конечно. Но не так же, наверное, как я.
Все-таки Давид помоложе.
И в брюках, которые болтались на мне мешком (если
помните, вес я в Монреале согнал изрядно, а «наедать» его все некогда),
отправился в Липецк. Кое-кто считал, что это не совсем солидно, посылать
олимпийского чемпиона на второстепенные соревнования, да еще в дни его
триумфа. А я был даже доволен: там, в предстартовой суете, напрочь исчезло
некоторое благодушие тех дней, и мне уже стало решительно не до
самолюбования. Я своих парней выводил на помост и снова за них переживал
не меньше, чем за себя.
К этому времени у меня уже была грандиозная
мечта. Как известно, Плюкфельдер стал олимпийским чемпионом в Токио через
несколько дней после победы своего ученика Алексея Вахонина. Вот это,
считаю, спортивный подвиг! А что, если попробовать его повторить? Сам я
твердо рассчитывал выступить на Олимпиаде-80. Почему не рискнуть —
подготовить к этому времени в Шахтах еще одного олимпийца?
Я, конечно, имел в виду Сашу Панина. Этот парень
уже, не первый месяц тренируется в нашей секции. Он приглянулся мне на
каких-то ведомственных соревнованиях. Студент медицинского института,
бывший легкоатлет-спринтер, высокий, симпатичный. Техника, правда,
«дубовата», но зато какой цепкий на помосте! Такие зигзаги выписывает со
штангой над головой, а бросать не желает. Люблю таких. Я и пригласил его в
Шахты. Саша закончил институт и приехал к нам с семьей.
С ним приятно работать: умница, все схватывает на
лету. Быстро прогрессирует. Тренеру верит, но и сам соображает, что к
чему. Словом, очень скоро я просто влюбился в этого парня, и это,
наверное, было заметно. Во всяком случае, меня предостерегали, что так —
не профессионально. Но я не верил.
Я уже рассказывал, как выступал в мае 1976 года
на чемпионате страны в Караганде: впервые набрал 400 килограммов в
двоеборье, и это назвали новой вехой в истории тяжелой атлетики. Там на
меня немного обиделись работники местного телевидения: по их расчетам, в
случае успешной атаки на мировые рекорды я должен был сразу ехать в
студию. У меня нет привычки отказываться в таких случаях, но тут пришлось
людей огорчить. Никак не мог покинуть разминочный зал, - в следующем
потоке, в категории до 110 килограмм выступает мой ученик Александр Панин.
Объясняю женщине-режиссеру, и, вот странно, для нее это кажется весомой
причиной. По-моему, она так и осталась в убеждении, что столкнулась с
очередным капризом звезды. Но мне уже долго объясняться было некогда нужно
выполнять обязанности тренера при участнике чемпионата СССР.
Саша выступил совсем неплохо, занял пятое место.
Для дебютанта даже хорошо. Тренеры сборной страны тут же взяли парня на
заметку — перспектива его просматривалась отчетливо. Я был доволен.
Оставалась одна проблема — добраться до гостиницы, которая стояла в двух
кварталах от Дворца спорта. Ноги меня совсем не слушались. Шесть часов
сумасшедшей работы в режиме крупных соревнований сказались. Да еще
перенервничал. Во-первых, во время своего выступления, когда требовал,
чтобы мне не «занижали» веса. А во-вторых, переживал за Сашу. Плюкфельдер
всегда внимательно наблюдает за всем, что происходит в разминочном зале.
Потом он сказал мне, что, когда Панин вышел на помост, я стал мокрым, как
мышь! А Саша потом признался, что мой успех сослужил ему худую службу: он
немного «подгорел».
—Думал все время, что мне сегодня нельзя
«смазать» ни одной попытки! А то скажут — вот, мол, ученик Ригерта, а
бороться не умеет, учителя только позорит... В общем, дополз я до койки,
рухнул, задрал ноги на спинку и целый час глядел в одну точку на потолке.
Понял в Караганде, что значит выступать вместе со своим учеником.
И вот уже меня вместе с Паниным вызывают на
тренировочные сборы на олимпийскую базу в Подольске. Я сам тренируюсь как
окрыленный, и Сашка рядом силой наливается с каждым днем. Вскоре состоялся
и мой дебют на тренерском совете сборной страны. Словом, мечту мою уже
вполне принимают всерьез.
Но только сбыться ей не суждено. Некоторые
жизненные осложнения заставили Панина почти год быть в стороне от большого
спорта. Форму он вроде поддерживал, но, видимо, без особого энтузиазма. Я
же — в разъездах, уделить ему достаточно внимания не могу. И так как-то
все скомкалось. Сашка в мечту свою веру потерял. На помосте он всегда был
бойцом, а вот в повседневности таких качеств не проявил. Фанатизма
спортивного, как мы говорим, не хватило. Может, я сейчас думаю, это
потому, что ему легко все в жизни давалось? Спринт бегал — здорово
получалось, на штангу перешел — в короткий срок до сборной страны
добрался. Специальность получил прекрасную врач-терапевт, квартира есть. В
нашем деле, может, и неплохо если до поры до времени у человека не все так
уж блестяще складывается. Характер закалялся, а без него на большой арене
делать нечего.
Когда популярный чемпион оставляет спорт у него
прочти неизбежно наступает период «свадебного генеральства», так я это
называю. Спортсмен становится чем-то вроде украшения спартакиад,
чемпионатов и т. д. Его, конечно, нельзя сразу забыть, тем более любители
спорта еще хорошо помнят его имя, интересуются, где он и что. Телекамера
не может все время «держать в рамке» соревновательный помост. В паузах она
скользит по рядам ветеранов спорта, и комментатор с удовольствием узнает
давно знакомые лица.
Вот и я не избежал этого периода. Однако на
крупных чемпионатах, куда меня приглашали в качестве учетного гостя,
несмотря на видимое расположение людей — тренеров, спортсменов,
журналистов,— чувствовал себя довольно неловко. В самом деле, еще вчера ты
был «суператлетом», и как только еще тебя не называли. А кто сегодня?
Тренер команды штангистов Ростовской области. Звучит не слишком громко и
мало о чем говорит. И на тебя поглядывают едва ли не сочувственно, а
кое-кто уже покровительственно кладет руку тебе на плечо.
Но я не хочу быть свадебным генералом И на
чемпионаты приезжаю не для того, чтобы лишний раз мелькнуть на экранах
телевизоров. Просто меня тянет туда, кулисы, где все пышет жаром
предстоящей схватки. Стою рядом с разминочным помостом, смотрю, скажем,
как берет штангу на грудь Юра Захаревич — и у самого спина, чувствую,
«забивается», словно под нагрузкой.
После крупных соревнований все тело ноет, как
будто сам снаряд поднимал. Только ладони не горят, да бедра не ободраны
насечкой грифа.
Я вижу каждую ошибку, болью в сердце отзывается любой срыв нашего
«сборника». Это же моя команда, я ей отдал десять лучших лет жизни!
Чувствую, что мой опыт был бы ей совсем не бесполезен. Вот и ребята
говорят, что им легче выступать, если я хотя бы рядом стою. Да и мне так
кажется. Словом, не хочу расставаться со сборной страны. Это будет
нерационально, как говорит Плюкфельдер.
Но я отлично понимаю, что за прошлые заслуги в
сборную никого не берут. Есть, впрочем, достойный и верный путь: войти в
сборную со своим учеником. А для начала — что ж. Для начала не так уж мало
стать старшим тренером команды Ростовской области.
